В конце прошлого года меня частным образом попросили высказаться по поводу т.н. энергетического перехода. Навскидку, буквально на коленке, за час-полтора, получилось вот такое, спонтанное и крайне несбалансированное. Разбирая электрические завалы, я только что обнаружил эту бумажку. И чтобы она была под рукой, положу сюда. При случае можно будет использовать ее как отправную точку для того-сего.
**********************************************************
Недавно Михаил Щербаков написал и исполнил гениальную песню, она называется "По мотивам" и представляет собой нечто вроде энциклопедии советской жизни в Ленинграде примерно 1958 года [1]. Она необыкновенно длинная, почти 20 минут. Пусть меня простят, если у меня тоже получилось по мотивам и тоже длинно.
* * *
Как мне представляется, человеческое мышление и поведение - это неразрывное переплетение животного и цивилизационного, при этом цивилизационное начало как как раз и являет собой ограничение животного начала. Преодолеть наши животные инстинкты мы не в состоянии, они имманентны нам всем, единственное, что можем хоть как пытаться сделать - это немного подавлять их сознанием.
Среди зашитых в наше сознание императивов - императивов, с которыми нам суждено жить всегда - в данном случае я отмечу два.
Во-первых, это стремление к доминированию, к власти над другими людьми. Видимо, это наследие стайного прошлого человечества. Желание стать главным, навязать свою волю окружающим - является для нас априорным, будучи одной из базовых ценностей. Этому желанию доминирования противостоит понятие взаимосотрудничества, основанного на добровольном участии, то есть предполагающее безусловную возможность от сотрудничества отказаться. Такое добровольное сотрудничество, на мой взгляд, как раз и является основой человеческой (анти-животной) цивилизации, сутью либерализма (в классическом смысле слова). Двадцать с лишком лет назад я попытался назвать это "неинтуитивностью либерализма" [2]. Сегодня я бы назвал это контр-интуитивностью, противо-естественностью.
Второй императив, который в данном контексте играет роль - это неистребимое желание предвидеть будущее. Опять же, я склонен думать, что это желание зашито в нас на уровне "железа", hardware, на том же уровне, что и логика языкового мышления. Мы воспринимаем окружающий мир в понятиях причинно-следственных связей, позволяющих нам выстраивать предсказания того, что случится в природе. По всей видимости, другого набора понятий наше мышление не имеет в принципе. Отсюда категория необъяснимого чуда как явления, не вписывающего в причинно-следственные объяснения. Соответственно, мы хотим предвидеть будущее человеческого общества так же, как мы предвидим движение небесных тел, жизненный цикл растений и результаты химико-металлургических процессов. К счастью или к сожалению, мы не способны представить себе то, что еще не придумано даже в самых общих понятиях, поэтому будущее человечества априорно обречено на непредсказуемость. Нас эта непредсказуемость возмущает, бесит, мы с ней не можем смириться, мы всегда готовы прислушиваться к тем, кто умеет складно объяснить, что будет в будущем.
Буквально несколько лет назад, в 2018 году, я по работе должен был смотреть одну из статей прославленного нобелиата и интеллектуального мошенника Аджемоглу [3]. Аджемоглу с кем-то еще соорудил изощренное "исследование", имевшее целью доказать, какими несчастьями грозит роботизация. Методологически исследование представляло собой наглое издевательство над читателем, но самое замечательное в нем с точки зрения нашего сегодняшнего дня то, что Аджемоглу и его соавтору даже не пришло в голову, что "роботизация" интеллектуальной деятельности станет гораздо более обсуждаемым предметом дискуссия буквально через несколько лет - при том, что он понятие "искусственного интеллекта" в своей работе они упоминали. В этом смысле Аджемоглу сел в ту же лужу, что и другой его коллега-нобелиат Кругман с его знаменитым пророчеством 1998 года ("By 2005 or so, it will become clear that the Internet’s impact on the economy has been no greater than the fax machine's") [4], но только еще быстрее.
Эти два императива, как я полагаю, сыграли решающую роль в формировании гигантской конструкции "климатической экономики".
Традиционно, на протяжении столетий, реализация стремления к доминированию была уделом, по большому счету, двух категорий лиц: тех, кто реально распоряжался насильственной властью (в семье, клане, общине, княжестве), и тех, кто рассматривался как причастный к чуду (жрецы, священнослужители). Остальные рассматривали подчинение им как свою судьбу, как долг и обязанность. Возможности доминирования были объективно ограничены низкой производительностью труда: человечество постоянно жило на грани голода, то есть пределы принудительной манипуляции деятельностью людей были невелики, плюс ограничены были сами технические возможности передачи и обеспечения власти на расстоянии.
В какой-то момент - неважно, когда именно, можем условно сказать, что в XVIII-XIX веках - производительность труда стала резко расти, а вместе с нею стал расти класс образованных людей, прежде всего интеллектуалов, ориентированных на светское изучение причинно-следственных связей окружающего мира.
Тогда же возникает (или, как минимум, укрепляется и расширяется) феномен "интеллектуальной диктатуры", то есть стремления представителей этого образованного класса удовлетворить свои инстинкты доминирования не только и не столько прямым участием в насильственной власти, сколько интеллектуальным обоснованием необходимости насильственной власти. Иными словами, возникает интеллектуальный социализм. Повторю - я полагаю интеллектуальный социализм естественным образом мышления представителей образованного класса. Чтобы стать интеллектуальным социалистом, им не требуется никаких усилий. Усилия, причем усилия иногда экстраординарные, нужны только для того, чтобы хотя бы частично преодолеть, придавить собственный интеллектуальный социализм.
Думаю, что отчетливее всего эту идею изложил автор, которого я всегда считал величайшим мыслителем XX века, то есть Мизес. В его книге 1944 года ("
Omnipotent Government. The Rise of the Total State and Total War") есть часть 4 ("
The Future of Western Civilization"), в этой части есть глава XI ("
The Delusions of World Planning"), а в ней, в свою очередь, есть под-глава "The Dictatorship Complex" [5]. Мне проще привести ее целиком:
"Man is born an asocial and antisocial being. The newborn child is a savage. Egoism is his nature. Only the experience of life and the teachings of his parents, his brothers, sisters, playmates, and later of other people force him to acknowledge the advantages of social cooperation and accordingly to change his behavior. The savage thus turns toward civilization and citizenship. He learns that his will is not almighty, that he has to accommodate himself to others and adjust his actions to his social environment, and that the aims and the actions of other people are facts with which he must recon.
The neurotic lacks this ability to adapt himself to his environment. He is asocial; he never arrives at an adjustment with the facts. But whether he likes it or not, reality has its own way. It is beyond the neurotic's power to eliminate the will and the actions of his fellowmen and to sweep everything before him. Thus he escapes into daydreams. The weakling, lacking the strength to get on with life and reality, indulges in reveries on dictatorship and on power to subdue everybody else. The land of his dreams is the land in which his will alone decides; it is the realm in which he alone gives orders and all others obey. In this paradise only that happens which he wants to happen. Everything is sound and reasonable, i.e., everything corresponds exactly to his ideas and wishes, is reasonable from the viewpoint of his reason.
In the secrecy of these daydreams the neurotic assigns to himself the role of the dictator; he himself is Caesar. When addressing his fellow citizens he must be more modest. He depicts a dictatorship operated by somebody else. But this dictator is only his substitute and handyman; he acts only as the neurotic wants him to act. A daydreamer who refrained from this cautious restriction and proposed himself for the post of the dictator, would risk being considered and treated as a lunatic. The psychiatrists would call his insanity megalomania.
Nobody ever recommended a dictatorship aiming at ends other than those he himself approved. He who advocates dictatorship always advocates the unrestricted rule of his own will, although operated by an intermediary, an amanuensis. He wants a dictator made in his own image.
Now we may grasp the causes of the popularity of planning. Everything that men do has to be planned, is the realization of plans. In this sense all economic activity means planning. But those disparaging anarchic production and advocating planned economy are eager to eliminate the plans of everybody else. One will alone should have the right to will, one plan alone should be realized, namely, the plan which the neurotic approves, the reasonable plan, the only plan. All obstacles should be removed, all other people's power should be broken, nothing should prevent the wretched neurotic from arranging the world according to his whims. Every means is right if it helps to raise the daydreamer's reason to the throne.
The unanimous approval of planning by our contemporaries is only apparent. The supporters of planning disagree with regard to their plans. They agree only in the refutation of the plans brought forward by other people.
Many popular fallacies concerning socialism are due to the mistaken belief that all friends of socialism advocate the same system. On the contrary, every socialist wants his own socialism, not the other fellow's. He disputes the other socialists' right to call themselves socialists. In the eyes of Stalin the Mensheviks and the Trotskyists are not socialists but traitors, and vice versa. The Marxists call the Nazis supporters of capitalism; the Nazis call the Marxists supporters of Jewish capital. If a man says socialism, or planning, he always has in view his own brand of socialism, his own plan. Thus planning does not in fact mean preparedness to cooperate peacefully. It means conflict."
Этот "комплекс диктатора", имманентный интеллектуальной деятельности, проявляется, помимо прочего, в постоянном поиске обоснований. Интеллектуалу недостаточно предложить свой собственный план, обязательный для исполнения человечеством - ему нужно обосновать, почему он, этот план, необходим. Апелляция к традиции, к высшему порядку, к воле неба, к врожденному статусу - для интеллектуала не срабатывает. Аргументация должна сама быть интеллектуальной, то есть предполагать некую причинно-следственную логику.
В частности, именно этим я объясняю феномен "марксизма". Единственная причина, по которой бессвязные и нелепые писания Маркса приобрели такое влияние в умах миллионов интеллектуалов - это то, что Маркс набрел на золотую жилу. Под обычный инстинкт доминирования он подложил обоснование, которое на тот момент выглядело "научным" (то есть было оформлено в виде толстенных книг, написанных тяжелым языком, сопровождающихся множеством формул и огромным сносочно-библиографическим аппаратом). Неважно, что сам Маркс в итоге не смог преодолеть противоречий, зашитых в его абсурдных построениях; для современников это стало наукой, причем наукой, не привязанной напрямую к индивидуальным властителям (в этом смысле отличной от апологетических учений типа разнообразных германских, французских и прочих "административных наук", адресованных властям конкретного государства). Неважно, что Маркс (и все его последователи) изначально были социалистами, и только потом подложили под свой социализм научное обоснование - само появление научного обоснования играло огромную легитимизирующую роль. В этом смысле ничего особого в "марксизме" нет, он был всего лишь одним из частных вариантов "научного" обоснования интеллектуального доминирования, то есть социализма.
Важнейшим элементом интеллектуального доминирования является апелляция к грядущему апокалипсису, а единственным способом избежать этот апокалипсис как раз и является следование доктрине интеллектуального диктатора. Такого рода алармизм был, как известно, зашит и в марксизм, в виде учения об "обнищании рабочего класса". По мере того, как это учение все больше демонстрировало свою (исходную) абсурдность, происходил поиск других алармистских мотивов. В частности, одним из таких постоянных долгоиграющих мотивов стал сюжет, вырастающий из феномена бизнес-цикла. Единственным теоретическим объяснением бизнес-цикла является австрийская теория денег, в рамках мейнстримной экономической науки теоретическое объяснение цикла дать невозможно, поэтому каждый новый виток бизнес-цикла оказывается сильнейшим аргументом в пользу суждений о фатальной обреченности капитализма и т.д. Но сама природа цикличности ослабляет эффективность такого рода аргументации - она выглядит привлекательной в момент кризиса и теряет привлекательность в период подъема.
Поэтому интеллектуальная диктатура находится в постоянном поиске все новых и новых апокалипсисов, подпитывающих алармизм и (псевдо)-причинно-следственную аргументацию в пользу доминирования, социализма, диктатуры.
Примеры бесчисленны, от анекдотической паники по поводу наступления 2000 года (Y2K) до недавних пароксизмов ковидобесия 2020-2021 годов.
Естественно, чтобы быть хоть сколько-нибудь эффективным, алармизм должен отталкиваться от каких-то реалий, от существующих проблем и сложностей, просто эти проблемы доводятся до масштабов глобальных катастроф, преодоление которых возможно исключительно средствами всеобщего контроля. Например, проблема государственной расовой дискриминации реально имела место - но в итоге стала интеллектуальным обоснованием тотального расизма "
affirmative action". Криминализация сексуальных меньшинств реально имела место - но для активистов интеллектуальной диктатуры декриминализация не стала конечным результатом борьбы, а всего лишь открыла возможности для нового варианта тотальной диктатуры.
Одним из наиболее эффективных направлений такого алармизма стал алармизм экологический. Отталкиваясь от реальных проблем загрязнения окружающей среды, - локальных и вполне разрешимых в рамках свободных отношений собственников, - удалось выстроить гигантскую индустрию алармизма грядущих катастроф.
В свое время выдающийся американский экономист Аарон Вильдавский написал замечательную книгу, изданную уже посмертно в 1995 году:
"But Is It True? A Citizen's Guide to Environmental Health and Safety Issues" Harvard University Press. 1995 [6]
В ней Вильдавский детально разбирает множество алармистских историй, каждая из которых в свое время стала обоснованием для государственных регулятивных действий - и показывает, как этот механизм работал. Достаточно просто привести оглавление его книги:
Introduction: Toward a Citizen's Understanding of Science and Technology
1. Were the Early Scares Justified by the Evidence?
1.1. The Cranberry Scare of 1959
1.2 Silent Spring and Dieldrin
1.3. The Saccharin Debate
2. PCBs and DDT: Too Much of a Good Thing?
2.1. Which Regulations Governing PCB Residues Are Justified?
2.2. Is DDT a Chemical of Ill Repute?
3. Dioxin, Agent Orange, and Times Beach
4. Love Canal: Was There Evidence of Harm?
5. Superfund's Abandoned Hazardous Waste Sites
6. No Runs, No Hits, All Errors: The Asbestos and Alarm Scares
6.1. Is Asbestos in Schoolrooms Hazardous to Students' Health?
6.2. Does Alarm on Apples Cause Cancer in Children?
7. How Does Science Matter?
7.1. Is Arsenic in Drinking Water Harmful to Our Health?
7.2. Whom Can You Trust? The Nitrite Controversy
8. Do Rodent Studies Predict Cancer in Human Beings?
9. The Effects of Acid Rain on the United States (with an Excursion to Europe)
10. CFCs and Ozone Depletion: Are They as Bad as People Think?
11. Who's on First? A Global Warming Scorecard
12. Reporting Environmental Science
13. Citizenship in Science
14. Detecting Errors in Environmental and Safety Studies
Conclusion: Rejecting the Precautionary Principle
Вильдавский умер в 1993 году. Вряд ли он предполагал, что именно теория глобального потепления станет наиболее эффективным инструментом интеллектуальной диктатуры.
* * *
Как известно, конвенция ООН по климату ("Рамочная конвенция") была подписана в 1992 году [7]. Она выросла из Монреальского протокола по защите озонового слоя (то есть конвенции по запрету фреона). Монреальский протокол был подписан в 1987 году, вступил в силу в 1989 году [8]. С одной стороны, он продемонстрировал возможности глобального регулирования; с другой стороны, показал, что ориентация на частные результаты не обеспечивает выход на полноценное всеобъемлющее и бессрочное регулирование. Как я понимаю, во главе потепленческого крестового похода встали те же деятели, которые продвигали Монреальский протокол - не случайно в тексте Рамочной конвенции появилась прямая ссылка на него.
Административная технология этого процесса была более многослойной. Сама по себе конвенция по климату не налагала на присоединившиеся к ней страны никаких полноценных обязательств ("
binding obligations"), она содержала только торжественные обещания ("
commitments"), и в этом смысле могла попасть в чулан с остальными многочисленными пустыми бумажками, сгенерированными в системе ООН. Но в конвенцию был зашит институционный механизм регулярно повторяющихся мероприятий - Conference of the Parties (COP) [9]. Тем самым был создана международная сеть бюрократии, заинтересованной в продолжении деятельности. Кроме того, в конвенцию очень ловко было зашито разделение стран-участниц на две категории - развитое меньшинство, обещавшее субсидии развивающемуся большинству. Это, естественно, обеспечило формирование "глобального консенсуса".
Следующим шагом была подготовка знаменитого Киотского протокола 1997 года [10]. Это был первый и последний договор по глобальному потеплению, в который удалось записать обязательства развитых стран по снижению выбросов углеводорода. Эти обязательства, как предполагалось, станут основой международного квази-рынка по торговле зачетами выбросов. Как я понимаю, именно ожидания доходов на этом рынке сыграли большую роль для российских переговорщиков - ведь потолок выбросов для России был согласован на советском уровне, то есть намного выше того, что имело место в 1990-е годы. Идея международного рынка зачетов провалилась, потому что спрос на них оказался стремящимся к нулю. В итоге пришлось создавать локальные рынки зачетов (европейский, калифорнийский, какие-то еще), обессмыслившие всю исходную затею.
Авторы Киотского протокола оптимистически надеялись на то, что следующей итерацией им удастся распространить обязательства по сокращению выбросов ("binding obligations") на все остальные страны, прежде всего Китай. Видимо, поэтому была допущена стратегическая ошибка - протокол был не бессрочный, его срок действия завершался в 2012 году. Переговоры о протоколе-продолжении зашли в тупик и грозили превратить драму в комедию, поэтому для маскировки провала в 2015 году были приняты т.н. Парижские соглашения (Франция в том году принимала COP и не могла допустить, чтобы красивое мероприятие закончилось совсем уж пшиком) [11]. Эти соглашения содержали много громких слов, за исключением количественных обязательств по снижению выбросов.
Тем не менее, глобальная интеллектуальная коалиция добилась больших успехов. Ее усилиями удалось обеспечить практически тотальное господство совершенно искаженных представлений о т.н. климатической проблематике. Конкретно, сформировался консенсус относительно того, что современное индустриальное общество производит такой объем углекислого газа, который ведет к небывалому и быстрому потеплению атмосферы, а в результате и к бесчисленным катастрофическим последствиям. Более того, консенсус включает ключевое представление о том, что это не просто пустые слова, а Научный Результат.
На последнем моменте стоит остановиться отдельно.
Как я полагаю, концепция научного лучше всего аппроксимируется в терминах, предложенных Поппером - его знаменитым критерием, согласно которому научной можно считать только такую теория, которая является falsifiable. По-русски это традиционно переводят как "фальсифицируемость", хотя в реальности означает "опровержимость". Суть критерия опровержимости в том, что теория, чтобы быть научной, должна предполагать возможность формулирования условий эксперимента (наблюдений), результаты которых могли бы эту теорию опровергнуть. То есть речь не идет о собственно эксперименте, даже не об условиях эксперимента, а всего лишь о самой концептуальной возможности такие условия сформулировать.
Очевидно, что концепция антропогенного глобального потепления в том виде, в каком она существует сейчас, этому критерию не удовлетворяет. Никто из сторонников этой концепции не способен объяснить, как эту теорию можно было бы опровергнуть. Любые их указания на сколь угодно длительный наблюдаемый период динамки атмосферной температуры легко парируются рассуждениями о том, что речь идет о горизонте воздействия в масштабах десятков лет. Соответственно, на протяжении нашей жизни у нас нет никакой возможности проверить разнообразнейшие "модели" на предмет их предсказательной силы. Иными словами, концепция антропогенного потепления просто-напросто не является научной. Ею занимаются люди с научными степенями, получающие зарплату в научных учреждениях, умеющие писать научным языком и печатающиеся в научных академических журналах и издательствах. Но сама по себе наукой она не является.
В данном случае я исхожу из того, что естественно-научная деятельность (деятельность по изучению внешнего мира, то есть отличная от математики и экономики) предполагает формирование концептуальных теорий, наблюдение, формирование объясняющих теорий ("моделей"), их экспериментальную верификацию. Без последнего компонента все остальное повисает в воздухе. Можно придумать бесконечное множество сколь угодно сложных моделей, удачно ложащихся на любой объем уже накопленных данных о прошлом; проблема не в моделях, а в их экспериментальной проверке, верификации.
Конкретно, концепция антропогенного потепления может быть сведена к следующим элементам, выполнение каждого из которых является абсолютно необходимым:
1. Наличие причинно-следственных связей между концентрацией углекислого газа в атмосфере и средней температурой атмосферы, причем изменение концентрации углекислого газа является причиной, а изменение температуры - следствием.
2. Подтверждение того, что наблюдаемые изменения концентрации углекислого газа в атмосфере являются результатом деятельности человека.
Ни одно из этих утверждений не доказуемо.
Что касается первого из них, то по итогам невероятно дорогостоящих и невероятно изощренных исследований удалось показать, что концентрация углекислого газа и температура атмосферы на глубину скольких-то там сотен тысяч лет демонстрируют корреляцию. Логично предположить, что за этой корреляцией скрывается причинно-следственная связь. Однако направление этой причинно-следственной связи подтвердить никто не смог. Что было курицей, а что яйцом - никто не знает.
Что касается второй леммы, то она выглядит убедительной исключительно по причине очень ловкого демагогического приема, который в сегодняшней политической, публицистической и экономической литературе по проблемам климата приобрел универсальный статус. Прием состоит в том, что все разговоры, все цифры, все оценки выбросов углекислого газа выстроены так, чтобы отождествить их с антропогенными выборами. В головах людей формируется устойчивый образ равновесной природной системы, которая выводится из равновесия человеческой деятельностью. Такой образ имплицитно предполагает, что вне человеческой деятельности объем и концентрации углекислого газа в атмосфере неизменны. Если бы не сжигание угля и т.д., то сколько углекислого газа выбрасывается, ровно столько же и поглощается.
Этот наивный образ формируется, в свою очередь, благодаря тому, что оценки природных (не-антропогенных) потоков углекислого газа тщательно заметаются под ковер (например, здесь - [12]).
Проиллюстрирую простой картинкой (1), которую я взял из одной из публикаций International Conference on Climate Change (ICCC) конца 90-х [13]. Как мне кажется, впоследствии такого рода схемы благоразумно старались в бумаги не включать. Естественно, цифры на схеме - не более чем сугубо гипотетические оценки, но они достаточны, чтобы понять соотношение размерностей природных и антропогенных потоков.
Добавлю, что никаких методов прямого измерения потоков углекислого газа, естественно, не существует. Имеются не более чем оценки.
В случае антропогенных потоков это, по большому счету, то, что один мой старинный товарищ называет "научный метод умножения столбиком", когда статистически известные цифры производства угля, нефти и т.д. умножаются на предполагаемые коэффициенты выбросов углекислого газа на тонну продукта.
В случае природных потоков все просто берется с потолка (в том, что касается океанов - лучше сказать "с поверхности", в рамках проекта "Surface Ocean CO2 Atlas", SOCAT) [14].
Из картинки (1) видно, что гипотетические антропогенные потоки слишком малы на фоне природных, и даже очень незначительные изменения природных потоков вполне могут перекрыть воздействие потоков антропогенных. Последний момент иллюстрируется теми историческими данными, которые предлагают сами же "климатисты" - см. картинку (2d), показывающую исторические масштабы природных колебаний [15].
Нынешняя индустрия "климатических" исследований породила самовоcпроизводящийся цикл. Объемы инвестиций в эти исследования во много раз превосходят финансирование множества других направлений исследований, от палеонтологии до астрономии. Уже по одной этой причине люди, чье профессиональное существование зависит от этих ресурсов, просто не могут себе позволить объявить вопрос своих исследований закрытым или, наоборот, сами исследования - непродуктивными. Они вынуждены заниматься своеобразной мимикрией, двоемыслием, очень хорошо видной по результатам знакомства с их технической продукцией. Конкретно, большинство из них предпочитает заниматься все более сложными измерениями и моделями, оставляя нормативные утверждения политизированному меньшинству и ссылаясь на эти нормативные утверждения в вводных абзацах своих статей со ссылкой на "научный консенсус".
Добавлю, что для меня очевидно - ссылка на "научный консенсус" может означать только одно: признание того, что научные доказательства теории отсутствуют. Никакого другого смысла в понятии "научный консенсус" я не вижу.
Конечно, нельзя забывать, что существенно значимые утверждения не ограничиваются научными теориями в попперианском смысле слова. Например, утверждение "все люди смертны" не опровержимо и, соответственно, не научно. Тем не менее, мы в своей деятельности исходим из того, что оно верно. Очевидно, это связано с тем, что феномен универсальной смертности людей максимально наблюдаем.
Под этим углом концепция антропогенного потепления могли бы выглядеть гораздо более убедительной, если бы измерения показали наглядную и прямую зависимость динамики температуры атмосферы от человеческой деятельности. Однако ничего подобного нет.
Достаточно взглянуть на график, взятый из википедии (то есть максимально приемлемый для крайне ангажированных редакторов) - картинку (3) [16].
Если не обращать внимания на сугубо спекулятивные полосы "natural drivers only" и манипулятивное сглаживание на 20-летнем интервале, а смотреть только на годовые данные (черная линия), то становится видно, что на протяжении XX века:
- первые 40 лет осязаемого роста температуры вообще не было,
- потом имел место скачок на протяжении примерно 5 лет,
- последующие 30 лет происходило снижение температуры,
- последние 20 лет столетия демонстрируют рост температуры.
При этом оценки динамики антропогенных выбросов углекислого газа в полном соответствии с логикой идут не линейно, а с ускорением.
То есть ни о какой наглядной, самоочевидной, - пусть даже вне-научной, - связи между человеческой деятельностью и повышением атмосферной температуры говорить не приходится.
Оставлю в стороне типичные для политизированных алармистов ужастики насчет того, что, дескать, если в ближайший год (ближайшие два года, ближайшие пять лет и т.д.) не принять самых решительных мер, то планета обречена - эта риторика повторяется уже десятки лет и стала частью ритуала, наравне с традицией видеть в потеплении одно только зло и вред.
Гораздо более существенно то, что алармистские прогнозы полностью игнорируют непредсказуемость человеческого будущего на горизонт даже не столетий, а хотя бы десятилетий. Демографические, технологические, политические процессы - непредсказуемы априорно, несмотря на огромное, непреоборимое желание их предсказать и столь же огромный интерес публики к такого рода предсказаниям.
Лично для меня самой наглядной иллюстрацией тезиса о непредсказуемости является повесть Стругацких "Жук в муравейнике". Я всегда был большим их поклонником и очень высоко ценил их ум. И при всем при этом в повести, изданной в 1979 году, они наделили далекое фантастическое будущее устройствами "нуль-транспортировки", но не смогли даже вообразить такую вещь как обычный смартфон, обеспечивающий мгновенную связь и мгновенный доступ к базам данных в любой точке планеты. На этом фоне рассуждения о том, как будет выглядеть наша жизнь через пятьдесят лет, кажутся мне лишенными реального смысла.
Еще раз подчеркну: я ни малейшим образом не пытаюсь ОПРОВЕРГНУТЬ гипотезу антропогенного потепления. Может быть, эта гипотеза правильна. А может быть, и ошибочна. В данном случае я всего лишь говорю, что она не имеет никакого отношения к науке и является по большей части предметом политической веры.
* * *
Наконец, несколько практических моментов, касающихся собственно т.н. "энергетического перехода".
Возможен ли такой переход? Да, безусловно, возможен.
Государственное принуждение может привести к принудительному запрещению любой эффективной (на данный момент) технологии или формы деятельности, равно как и к созданию неэффективной (на данный момент) технологии.
Я легко могу привести целый список ошибочных решений, получивших статус самоочевидных истин, оказавшихся очень обременительными для человечества, и тем не менее - не ставших непреодолимыми препятствиями развитию цивилизации. Это и абсурдное понятие "интеллектуальной собственности", и столь же абсурдная теория "инфляции издержек", и не менее абсурдное понятие "инсайдерства", и бессмысленная "борьба с отмыванием денег", и цензура, и протекционизм, и бог весть что еще. Как говорится, вынес и эту дорогу железную - вынесет все, что господь ни пошлет.
Более того - государственное принуждение может иметь и непредвиденный положительный результат. Например, есть основания предполагать, что если бы не чудовищно разрушительная вторая мировая война, человечество бы еще долго не знало атомной энергетики (а может быть, и не узнало бы до сих пор).
Тем не менее, необходимо не забывать о фактах.
В частности, в рамках т.н. "возобновляемой энергетики" столь любимая политиками ветряная и солнечная генерация остается в огромной степени баловством для богатых - по крайне мере, до тех пор, пока не появится реальная возможность масштабного складирования электроэнергии, ситуацию с которым лучше всего описывает формула "славны бубны за горами".
Конечно, в богатой Германии можно законодательно ввести механизм "
feed-in tariff" [17], являющийся замаскированной субсидией убыточной солнечно-ветряной генерации за счет конечного потребителя. Эта ловкая игра с обманом самих себя возможна исключительно только благодаря тому, что Германия фактически содержит две параллельные системы генерации - одну красивую, для картинки, другую некрасивую, для жизни. Что это так, легко убедиться, посмотрев на статистику генерации - в те дни и часы, когда ветра нет, а солнце не светит, нагрузка ложится на старый добрый газ и уголь (включая бурый) - см. картинки (4) и (5) [18].
Насколько реалистично навязывать ту же схему странам победнее - решать не мне.
Точно так же более трехмерны реалии современного Китая. 99 процентов пишущих о китайской энергетике подчеркивают, что удельный вес возобновляемых источников там сильно растет. Почти никто не сообщает, что угольная генерация в Китае развивается ускоренными темпами - см. картинку (6) [19].
Оно и понятно - ключевым параметром т.н. возобновляемой энергетики является то, что называют
"capacity credit", то есть понижающий коэффициент, отражающий (цитирую ту же википедию) "
the fraction of the installed capacity of a power plant which can be relied upon at a given time (typically during system stress), frequently expressed as a percentage of the nameplate capacity" [20]. Номинальный расчет структуры генерации по "
nameplate capacity" чаще всего является элементом политической пропаганды.
То же самое в очень большой степени относится и к электрическим автомобилям. В Китае продолжается их субсидирование, и за резким ростом их покупок стоит не только их привлекательность для потребителя при прочих равных условиях, но и тревожные тенденции в китайской экономике, фактически находящейся в стагнации. Это видно по двум заключительным картинкам, (7) и (8) [21].
* * *
Таким образом, можно сказать примерно так:
- Идея необходимости и желательности "энергетического перехода" не подкреплена убедительными обоснованиями.
- Тем не менее, в развитых странах "энергетический переход" в той или иной степени возможен даже на нынешнем уровне технологического развития
- Для развивающихся стран идея "энергетического перехода" означает консервирование отсталости и бедности (именно по этой причине международные финансовые организации, включая Всемирный банк, де-факто ее саботируют)
- Нельзя исключать, что побочными последствиями чудовищных растрат общественных ресурсов под флагом "энергетического перехода" станут какие-то неожиданные технологические прорывы, существенно меняющие наши представления об энергетике.[1]
https://www.youtube.com/watch?v=h78hEpJT9pY[2]
https://bbb.livejournal.com/1567495.html[3]
https://www.nber.org/system/files/working_papers/w23285/w23285.pdf[4]
https://www.snopes.com/fact-check/paul-krugman-internets-effect-economy[5]
https://mises.org/library/book/omnipotent-government-rise-total-state-and-total-war[6]
https://www.amazon.com/dp/0674089235https://archive.org/details/wildavsky-but-is-it-true[7]
https://en.wikipedia.org/wiki/United_Nations_Framework_Convention_on_Climate_Changehttps://en.wikisource.org/wiki/United_Nations_Framework_Convention_on_Climate_Changehttps://treaties.un.org/pages/ViewDetailsIII.aspx?src=TREATY&mtdsg_no=XXVII-7&chapter=27https://treaties.un.org/doc/Treaties/1994/03/19940321%2004-56%20AM/Ch_XXVII_07p.pdf[8]
https://en.wikipedia.org/wiki/Montreal_Protocolhttps://treaties.un.org/Pages/ViewDetails.aspx?src=IND&mtdsg_no=XXVII-2-a&chapter=27https://treaties.un.org/doc/Treaties/1989/01/19890101%2003-25%20AM/Ch_XXVII_02_ap.pdf[9]
https://unfccc.int/process/bodies/supreme-bodies/conference-of-the-parties-cop[10]
https://en.wikipedia.org/wiki/Kyoto_Protocolhttps://treaties.un.org/Pages/ViewDetails.aspx?src=IND&mtdsg_no=XXVII-7-a&chapter=27https://treaties.un.org/doc/Treaties/1998/09/19980921%2004-41%20PM/Ch_XXVII_07_ap.pdf[11]
https://en.wikipedia.org/wiki/Paris_Agreementhttps://treaties.un.org/pages/viewdetails.aspx?src=ind&mtdsg_no=xxvii-7-d&chapter=27https://treaties.un.org/doc/Treaties/2016/02/20160215%2006-03%20PM/Ch_XXVII-7-d.pdf[12]
https://ourworldindata.org/co2-emissionshttps://bbb.livejournal.com/1002847.html[13]
https://commons.wikimedia.org/wiki/File:Carbon_cycle-flux_diagram.jpeghttps://unfccc.int/files/land_use_and_climate_change/lulucf/application/pdf/part_i_scientific_issues.pdf[14]
https://socat.infohttps://globalocean.noaa.gov/latest-ocean-carbon-data-atlas-shows-a-significant-decline-in-ocean-co2-measurements[15]
https://archive.ipcc.ch/ipccreports/tar/wg1/016.htmhttps://archive.ipcc.ch/ipccreports/tar/wg1/figts-10.htmhttps://escholarship.org/content/qt7rx4413n/qt7rx4413n.pdf[16]
https://en.wikipedia.org/wiki/File:Global_Temperature_And_Forces_With_Fahrenheit.svg[17]
https://en.wikipedia.org/wiki/Feed-in_tariff[18]
https://bbb.livejournal.com/3690681.htmlhttps://energy-charts.info/charts/power/chart.htm[19]
https://energyandcleanair.org/publication/china-risks-missing-multiple-climate-commitments-as-coal-power-approvals-continuehttps://globalenergymonitor.org/report/china-hits-the-brakes-on-coal-power-permits-but-constructions-remain-robust[20]
https://en.wikipedia.org/wiki/Capacity_credit[21]
http://www.caam.org.cn/chn/4/cate_30/list_1.htmlhttp://www.caam.org.cn/chn/4/cate_30/con_5236556.htmlhttp://www.caam.org.cn/chn/4/cate_30/con_5236558.htmlКартинка 1

Картинка 2

Картинка 3

Картинка 4

Картинка 5

Картинка 6

Картинка 7

Картинка 8
